Кто отвечает за отлов бродячих собак, куда обращаться за помощью

В начале нулевых стаи бродячих животных запросто можно было встретить в самом центре Москвы.

В 2004 году главный санитарный врач столицы Николай Филатов написал мэру Юрию Лужкову письмо, в котором раскритиковал программу стерилизации и заявил, что «она ведет к осложнению эпидемической обстановки на территории города».

В 2005-м главный редактор Красной книги Москвы Борис Самойлов заявил, что бездомные собаки сожрали всех косуль в «Лосином Острове» и угрожают любым другим животным,«за исключением белок, которые могут спрятаться на деревьях».

Юрий Лужков оказался в затруднительном положении: программа проваливалась, но вернуться к истреблению собак нельзя.

Тогда было решено построить в Москве 22 огромных приюта — их точно бы хватило на передержку всех собак.

После согласования с профильными департаментами мэрии и префектурами участков осталось 15; ихстроительство курировал Петр Бирюков — заместитель мэра по вопросам городского хозяйства.

На возведение приютов в 2007 году выделили 2,7 миллиарда рублей. Основным подрядчиком была принадлежавшая брату Бирюкова фирма «Универсстройлюкс» (в расследовании РБК утверждалось, что компания каждый год ремонтирует одни и те же московские улицы — прим. «Медузы»).

Вялое строительство началось в конце 2007 года и подразумевало две очереди: сначала — асфальтирование, заборы и вольеры, а потом — подведение воды, электричества и сооружение ветеринарных клиник. Удобств дожидаться не стали — отловленных собак свозили в недостроенные объекты с лета 2008 года.

Спешка объяснялась уже не только неэффективностью программы ОСВВ: в апреле 2008-го стая собак напала на 55-летнего Владимира Гайдаржинского, вышедшего на вечернюю пробежку, — мужчина умер.

К тому же в Москве должен был пройти конкурс «Евровидение», и как сказал тогда специалист по фауне в Восточном округе Михаил Довбня, «не хватало еще, чтобы иностранного гостя укусил пес».

Поскольку приюты по документам не были сданы в эксплуатацию, город не финансировал их деятельность. Префектуры обратились за помощью к зоозащитным организациям. В итоге сразу в шести округах Москвы из десяти городскими приютами для бездомных животных стала управлять Вера Петросьян и ее «Эко».

«Я согласилась, чтобы спасти собак, их кормить было нечем! — рассказывает она „Медузе“. — Как благотворительная организация мы обратились к людям, в банки, к бизнесменам.

Я договорилась с клиникой Шестакова, чтобы они лечили и делали операции, обратилась к поставщикам, чтобы они бесплатно давали корма.

Не было коммуникаций — так мы бегали договариваться, чтобы подключили воду, ставили бытовки».

К 2017 году большинство приютов, запланированных при Лужкове, построены не были: из 13 участков сданы два; остальные, как и в 2008-м, представляют собой асфальтированные площадки с собачьими клетками.

Освенцимы без денег

Зоозащитник Валентина Лебедева в беседе с «Медузой» вспоминает, что условия в приютах были ужасающими: «Свозили этих собак со всей Москвы, все больные, зараженные, лечения нет — их так и пихали в эти освенцимы. Очень много было смертей».

По словам Лебедевой, стерилизацией тогда занимались только в одном приюте — в клинике «Мовет», которой руководит Александр Ткачев-Кузьмин (он делал это еще во время программы ОСВВ в конце 1990-х).

Собак стерилизовали и развозили в дальнейшем по разным приютам, в том числе и в те, которыми управляла Петросьян.

В конце нулевых финансировались приюты плохо. В 2009 году в префектуре Южного округа прямо заявили, что из-за финансового кризиса денег на приют нет.

При этом в находящемся в ЮАО приюте «Некрасовка» в этот момент было более двух тысяч собак. «А в префектуре ЮЗАО нам сказали: раз приюта нет юридически, то и финансировать несуществующий объект они не будут.

А там уже две с половиной тысячи собак!» — вспоминает Петросьян.

В 2009 году Петр Бирюков распорядился содержать собак в приютах пожизненно. Единственным способом спасения животных из приюта могли стать только новые хозяева. При этом в Москве в течение года приют пристраивает в среднем 10–15% питомцев; в Великобритании, для сравнения, — больше 90%, хотя забрать собаку из приюта там в разы сложнее.

«Это связано с огромным перепроизводством животных в России, — объясняет „Медузе“ руководитель фонда „Не просто собаки“ Оксана Дубинина.

— У нас нет законов об ответственном содержании, о лицензировании заводчиков, нет налогов и штрафов — всего того, что есть в европейских странах. В результате нет культуры содержания собаки.

Люди берут какую-нибудь модную породу, потому что в кино увидели, а через год избавляются, когда она от нехватки прогулок на воздухе начинает грызть мебель».

Несмотря на это, в ноябре 2014 года новая мэрия приняла новый официальный регламент содержания бездомных животных, который подразумевал, что за полгода каждая отловленная собака найдет хозяина. Поэтому город оплачивает животным лишь 182 дня жизни в приюте.

«Почему 182 дня? Потому что после этого срока на подрядчиках останутся тысячи собак, — говорит Петросьян. — А кто их прокормит? Все свято верили, и Бирюков в том числе, что приюты загнутся.

Собаки будут умирать, а виноватыми останемся мы. Мне открыто это говорили. Для Бирюкова эти приюты — как бельмо на глазу.

А в 2010-м сменился мэр, нужно было быстро спрятать концы в воду, он и искал разные способы».

Девять рабочих на три тысячи собак

В 2008 году на финансирование приютов город выделил всего 120 миллионов рублей, к 2011-му эта сумма увеличилась до полумиллиарда рублей в год, но условия в приютах оставались неприемлемыми.

В вольере размером полтора на полтора метра жили пять-шесть собак. Подсобных рабочих не хватало, а те, что были, вызывали у волонтеров тьму нареканий.

Тогда же волонтеры начали обвинять Петросьян в коррумпированности.

«У нас было девять рабочих на три тысячи собак — это нормально? — возмущается в разговоре с „Медузой“ Анна Горелкина, волонтер приюта „Бирюлево“, которым по сей день управляет „Эко“. — Они еще и ленятся, убирать вольеры не хотят. Либо сам бери лопату и греби говно, либо плати. Даже тариф был — 150 рублей за вычищенную будку, тысяча — за ряд».

Некоторые волонтеры уверены, что собак по истечении 182 дней выпускали либо просто убивали. «В [приюте] „Бирюлево“ очень много животных пропадало, — говорит волонтер Наталья Борисова, один из самых яростных противников Веры Петросьян. — Волонтер приходит — его собаки нет.

Звонишь Петросьян — она либо не отвечает, либо посылает далеко и нецензурно. А трупы там вывозили по ночам и закапывали. Вообще, я знаю Петросьян восемь лет. Во всех ее приютах всегда гора неучтенных трупов». «У нас и сейчас собаки пропадают, — поддерживает волонтер Горелкина. — За последние шесть месяцев 15–20 животных исчезло.

Работники объяснений не дают, отправляют к руководству».

Сама Петросьян и слышать не хочет про убийства собак: «Мы — зоозащитная организация, мы всегда боролись за то, чтобы собак не усыпляли, чтобы к ним было гуманное отношение! И мы всегда лечили собак, у нас смертность — единичная!»

В 2013 году проверку отрасли устроила Контрольно-счетная палата Москвы. На официальном сайте о результатах не сообщается — только об ее факте, но, по данным «Известий», город оплатил содержание вдвое большего количества собак, чем-то, на которое рассчитаны приюты.

«Комсомольская правда», ссылаясь на «предварительные результаты, оказавшиеся в редакции», написала, что из 2,7 миллиарда, выделенных с 2008-го по 2013-й на содержание приютов, «неправомерно использовано» было 1,1 миллиарда рублей.

В столичном департаменте ЖКХ, через который шло финансирование приютов, с «Медузой» разговаривать отказались.

«Когда в 2011 году мэром стал [Сергей] Собянин, он был очень зол, что расходуется столько средств не пойми на что, и начал трясти Бирюкова, — считает волонтер Валентина Лебедева. — Сначала приюты проверял госфинконтроль, потом — прокуратура и УБЭП. По результатам работы УБЭП появилось уголовное дело».

Дело о мошенничестве в 2012 году завели на Ткачева-Кузьмина из клиники «Мовет», Петросьян и ее главную помощницу Анжелу Богачеву.

По версии следствия, схема была такой: Ткачев-Кузьмин и Петросьян договорились стерилизовать и отправить в приют несуществующих собак, чтобы получить за них деньги.

Ветеринар подделал акты о стерилизации и чипировании; зоозащитница — акты о приеме животных. Чипы Ткачев-Кузьмин передал Петросьян, позже их нашел УБЭП.